Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1870 – 1874
По приезде Путилин направил одного агента в Белоостров, чтобы проверить крестьян, а заодно и разузнать по какой причине столь спешно уехал один из поденщиков. Казалось, странным, что найдя работу. он ни с того, ни с сего сорвался домой.
Жукова же отправил проверить молодого Верховцева, ведущего довольно подозрительную праздную жизнь, не появилось ли у него в последнее время каких больших денег.
Штабс—капитан Орлов, агент, посланный в Белоостров, чтобы проверить крестьян, отнесся к поручению со всей серьезностью и ответственностью, как был приучен службой в армейских частях.
Сперва, он посетил старосту, чтобы расспросить подробнее о каждом из четырех.
Тот оказался довольно молодых лет мужчиной с иссиня—черной бородой, лопатой ниспадавшей на грудь. При разговоре крутил ус и с недоверием посматривал на штабс—капитана, словно оценивал, стоит сыскному агенту поведать все или, как думал – «погодить».
– Я приехал не ради любования ваших полей, – Орлов возвышался над старостой, который, видимо, не страдал чинопочитанием. Дом был справный, в два этажа, огороженный высоким забором с новыми только поставленными воротами.
– Чаю? – заглянула молодая девушка в горницу, но староста так на нее глянул, что она поспешила скрыться.
– Ваше Благородие, вы присаживайтесь, – староста указал рукой на лавку.
Василий Михайлович тяжело вздохнул и опустился на скамью, опершись рукой о столешницу.
– Может, в самом деле, чаю откушаете?
– Не откажусь, – с таким же вздохом промолвил Орлов, понимая, что староста испытывает его на заносчивость, видимо, местный становой не жалует крестьян.
– Машка, – крикнул староста, в проем двери снова заглянула молодая девушка, Василий Михайлович отметил, что она покраснела, когда он на нее посмотрел, – чаю и живее.
Орлов не успел рукой глаз протереть, как на столе в мгновение ока появился самовар и по горнице распространился запах тлеющей березы, несколько мисок с пирогами.
– Не побрезгуйте, – мужичок хитро улыбался и только после того, как Василий Михайлович налил из пышущего жаром второй стакан, произнёс, – спрашивайте, Ваше Благородие, что хотели узнать?
– Василий Михайлович, – сказал Орлов, прихлебывая из стакана.
Староста кивнул головой.
– Теперь—то поведаешь про четверых жителей деревни?
– Почему хорошему человеку и не рассказать, подались они в город с месяц тому, хозяйства у них не ахти, вот и решили денег немного подзаработать. Васька, это который вернулся, самый шебутной, вечно шутки—прибаутки, только что девок щупать и горазд, за что и был бит неоднократно. Вот он и решил в город поехать, да остальных дурней с собой увез. Мне—то что? Забот меньше.
– А что ж он вернулся?
– Не говорит, только вот какой день пьянствует и мужиков угощает.
– Что денег так заработал быстро? – с заинтересованностью спросил Орлов.
– Уж это мне не ведомо, спросил его один раз, так он в ответ, захочу, говорит, еще будет, мне теперь отказу нет, хватит, еще добавил, спину гнуть.
– Оставшиеся приезжали в деревню?
– Нет, не видно их было.
– Где сейчас Васька?
– Дома после гулянки, наверное, спит.
– Придется мне его с собою забрать и обыск учинить, правда, без бумаги.
– Помочь помогу, а что он там, в столице, сотворил, если по его душу из сыскной приезжают?
– Может быть, причастен к краже.
– Не все коту масленица, доигрался Васька, – и староста покачал головой, – я его сорванца с детства предупреждал.
Ваську погрузили в бесчувственном состоянии в телегу, выданную старостой, и повез его Василий Михайлович на Большую Морскую, где едва передвигающего ноги, провели в камеру.
– Возвратился Василий Петров несколько дней назад с деньгами, мужиков начал спаивать, – докладывал Василий Михайлович, – кроме шестидесяти трех рублей в доме у него ничего обнаружить не удалось.
– Значит, если посмотреть, то со ста рублями он вернулся, если, конечно, не припрятал украденное, где—нибудь еще.
– Как мне о нем рассказали, бесхитросный парень, правда, без царя в голове и, если бы спрятал, то непременно в доме. Матери по приезде дал «красненькую», как она сказала, что и на то не рассчитывала.
– Проспится, допрошу, – сказал Путилин, – ну, а у тебя, Миша, что за новости?
– В последние дни Верховцев—младший ведет себя, как обычно, деньгами не сорит, жалуется, что отец не выдает в нужном количестве.
– Так и более ничего?
– Нет, поведение не изменилось, а вот у его приятеля Галкина деньги неожиданно появились, хотя сам из мелкопоместных и перебивался с хлеба на квас.
– Здесь, может быть, из других источников, – Иван Дмитриевич скрестил руки на груди.
– Мне староста говорил, что Петров хвастался, захочу, говорит, еще деньги будут, мне теперь отказу нет.
– Вот, что, господа, – Путилин обратился к агентам, – доставьте—ка сегодня, нет завтра, сегодня Петров едва ли проспится, Верховцева —младшего и его приятеля в одиннадцать часов в квартиру господина Кособрюхова, там мы все и выясним.
На следующий день в гостиной Николая Фомича собралось небывалое по количеству народа общество, никогда столько не было в этих стенах.
Верховенцев– младший сидел на стуле и, казалось, с высока поглядывал на остальных, вроде бы спрашивая, что вам от меня надо. Завитые темные волосы смотрелись, словно парик, глаза сверкали, и бледные руки с тонкими пальцами лежали на коленях. Его приятель в потертом сюртуке, давно вышедшем из моды, нервически поглядывал на незнакомых людей.
Кособрюхов стоял в углу, рядом со шкапом с надеждой смотрел на Путилина.
Пристав стоял у дверей, чтобы, не дай Бог, не сбежал преступник, о котором ему шепнул Путилин, пока поднимались по лестнице. В недоумении присматривался к сидящим, гадая, кто же все—таки совершил кражу.
Путилин стоял у окна, опершись о подоконник. Миша находился рядом, ожидая, когда можно будет привести Петрова.
– Господа, – Иван Дмитриевич произнёс, не отрываясь от подоконника, и сложил при этом руки на груди, – я собрал вас только с одной целью, прояснить обстоятельства дела, совершенного в этой комнате три дня тому, – Путилин не останавливал ни на ком конкретно взгляд, а обозревал каждого, останавливая взор на секунду не более.
– Господи, и стоило меня поднимать так рано, я здесь в первый раз, – сказал напевным красивым голосом Верховенцев.
– Господин Верховенцев, я попрошу меня не перебивать, вы все узнаете в надлежащее время.
– Но можно всю канитель закончить побыстрее.
– Непременно, – улыбнулся Иван Дмитриевич, – с этой целью я вас и собрал. Итак, несколько дней назад некий господин, наблюдая из окна напротив. – Верховенцев с удивлением поднял левую бровь, – заметил, что хозяин, пересчитав, по видимому, немалые деньги, запер в комод и подошел к шкапу, потом поехал по делам. Тот же господин, не тратя много времени на размышления, направился по черной лестнице в эту квартиру, где взломал дверь и проник в нее, хотел выломать ящик. но тот оказался довольно крепким, вот тогда господина и осенила мысль. а не спрятал ли хозяин ключ здесь же в комнате. Он видел только часть тела, но сообразил. где может находится заветный кусочек металла, потом он открыл ящик забрал деньги и, казалось, дело сделано. Так, господин Галкин?
Приятель Верховенцева встрепенулся, не ожидая, что к нему обратится начальник сыскной полиции.
– Я не понимаю, – пролепетал он хриплым голосом.
– Будет вам, господин Галкин, – прервал его Путилин, – если бы не два обстоятельства, то может быть, вам все сошло бы с рук.
– Вы не имеете права обвинять меня, я…
– Полно вам, я еще не разговаривал со служанкой господ Верховенцевых, но уверен, что она припомнит, что несколько дней тому вы заходили к Тимофею Ивановичу, но не застав его дома, решили подождать, – Галкин молчал, устремив взгляд на сжатые кулаки, – и второе обстоятельство – вас заметил свидетель. Да, да, тот, который видел в окно, как вы совершали кражу, и выскочил навстречу вам, тот, которому за молчание вы заплатили сто рублей.
– Я, – вскочил возмущенный Галкин, словно и в правду будет отстаивать, что все клевета, но потом тихо сел на стул, – деньги в моей комнате на Петроградской, первый раз в жизни в руки попал жирный кусок, да и то.. – смахнул с глаз слезинку, – но то, что вы меня нашли, дело случая.
5 июля 2012 года, Стокгольм
Церковная кража. 1873 год
Иван Дмитриевич Путилин, сорока трёхлетний мужчина среднего роста с густыми бакенбардами на щеках в подражание Государю, хитроватой улыбкой на круглом лице, поднялся со стула.
– Следствие кончено, – подвёл он черту под разговором, – благодарю за помощь, если бы не вы, Пётр Васильевич, топтались бы на одном месте.
